Выставка

Лицо умолчания
Клоуны и арлекины Натальи Нестеровой

Игорь Шевелев





 
  Поводов к статье о Наталье Нестеровой, по меньшей мере, два. Во-первых, это, конечно, 
большая персональная выставка в Третьяковской галерее, на которой представлены картины 
из американских собраний, доселе недоступные отечественному зрителю.  Во-вторых, выход 
большого альбома «Отражения утраченного времени», собранного и изданного Александром 
Герцманом, президентом нью-йоркского международного фонда «ИНТАРТ». По признанию 
издателя, он потратил двенадцать лет жизни на этот альбом – собирал картины Нестеровой, 
рассеянные по частным и музейным собраниям более чем десяти стран мира. Зато теперь в 
монографии представлено творчество художницы за 35 лет – с 1969 по 2004 год. На самом 
деле, нынешняя выставка в Третьяковке – один из пунктов большого трехлетнего 
путешествия данного собрания картин по всему миру: Ахен, Санкт-Петербург, Москва, 
Верона…
Искусствоведы и директора музеев тех стран, откуда взяты работы, представленные в 
альбоме, высказываются в нем по поводу творчества Нестеровой, и можно видеть, насколько 
неодинаково в разных культурах оно воспринимается. Западные кураторы кажутся 
удивленными, что художник, представляющий столь анахроничную для сегодняшнего 
искусства фигуративную живопись, может быть востребован. Отечественные искусствоведы 
не сомневаются, что перед нами подлинный классик искусства второй половины ХХ – начала 
XXI века. Для них виднее драма художнического поколения, угодившего в разлом между 
«официальным» и «неофициальным» искусством, когда сама живопись казалась укрытием от 
любой политической ангажированности. 
Кто-то увидит в клоунах и арлекинах Натальи Нестеровой созвучие с поэтикой фильмов 
Феллини. Загадочный символизм, битва души с зеркалами, мелодия отражений, пустот и 
подобий – все ограничено плотным красочным слоем холста. 
Путь художника – это сюита любимых образов, форм, композиций, которые, развиваясь, 
захватывают вокруг себя все большее пространство. Складываясь в мир, который нам 
предстоит разгадывать. 
В художника надо вглядеться постепенно, привыкнуть. Раньше зритель и вовсе был 
штучным, приходя к нему в мастерскую. Сегодня толкучка и текучка вернисажей, групповых 
и тематических выставок, поколенческих «обойм» и право-левых направлений скрадывают 
уникальность творческого лица. В случае с Нестеровой – печального лица, потому что оно 
обращено из времени в вечность, когда смеются лишь по эту сторону. 
Вынутые из злободневного выставочного контекста картины Натальи Нестеровой 
неожиданно обретают дополнительное измерение. Ее мир жесток и беспросветен вне 
зависимости от того, чья власть на дворе. Просто так устроен мир. Птицы, раздирающие рот 
несчастного человека, вырываясь стаей на волю, – они созданы такими, винить некого. 
Из Европы такая живопись кажется «отзвуком модерна парижской школы». У нас это струна, 
звенящая в тумане, напрасная мечта. Хоть сто верст скачи, никакого Парижа… Жизнь – 
витрина, и люди в ней манекены. Истина не новая, важно, как это сказано, написано, 
прожито. 
Застывший сюрреализм изнутри взорван пастозной живописью человеческого страдания, 
тоски, одиночества. Крупные мазки превращают холст едва ли не в скульптурное 
произведение. Струпья застывшей, как изморозь, масляной краски сочатся болью и 
недоумением. 
На выставке Нестеровой зритель попадает в толпу пустых лиц, затылков, гримас, масок. Если 
считать это лицом человека, то – лицом умолчания. Тем, кем мы видим себя изнутри. 
Сталкиваясь лицом к лицу с самим собой, человек обречен на поражение. 
Христианские и иудейские мотивы в картинах Нестеровой, представленных на выставке в 
Третьяковке, – застывший магический жест воспаленного обряда, обращенный тварью к 
безвестному и непонятному Творцу. В картине «Стена плача» зритель видит лишь 
человеческие затылки, но они, кажется, осенены Тем, к Кому обращены не видящие Его лица.
Хищные птицы над толпой разобщенных, бредущих в разные стороны людей, которых 
сбивает с ног ветер, – порождены ли они Хичкоком, Духом ли святым, данным в непонятных, 
земных, зловещих ощущениях. Тишина и ужас. Ну а что еще живопись такое, как не ужас?
Наталья Игоревна Нестерова родилась в Москве в семье архитектора в 1944 году. Училась в 
художественной школе при Третьяковке вместе с Татьяной Назаренко, Гарифом Басыровым, 
Франсиско Инфанте, Владимиром Любаровым, другими художниками, составившими 
последнее советское поколение внутренней эмиграции. В Суриковском институте училась у 
Дмитрия Жилинского. 
Ее суровый стиль не нуждался в геологах и фронтовиках – человек всегда один, являясь 
знаком себя, толпы и вечности в их жутком единстве. Дело оборачивается 
сюрреалистическим примитивом, оксюмороном, как и все вокруг, включая нас самих. 
Сомнамбулы бродят из одной картины в другую и по дороге теряются в воздухе вокруг. 
Может, это и есть суть искусства?

Сейчас Наталья Нестерова академик, профессор, лауреат всех возможных премий. Если 
Пруст искал утраченное время, то она нашла отражения времени, просроченного уже 
навсегда. Нынешняя выставка выглядела бы безнадежной, если бы надеждой не была сама 
форма, которой владеет мастер. Здесь тайна искусства, этой вечной клоунады, стояния на 
голове, вдруг оказывающейся не более чем элементом окружающего пейзажа. 
Русскому художнику никак не удается западное отстраненное владение искусством дизайна. 
Он заодно и себя вывернет наизнанку, оживив окружающее неизбывной болью. Выставку 
картин Нестеровой, которая продлится до 20 февраля 2005 года, надо бы посмотреть. В конце 
концов, человек, бродящий между картин, исчезает в них куда-то без следа. Странная штука, 
проделываемая с нами художником.  
 

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи