ИГОРЬ ШЕВЕЛЕВ
О кровосмешении народов
России давно нужен хороший психоаналитик
Информповод.
Когда Путин объявил не так давно на встрече с Кучмой о многовековом кровосмешении между русским и украинским народами, помню, я сильно задумался и полез в словарь. Тот сообщал, что «кровосмешение (инцест), половая связь между ближайшими родственниками». То есть, когда отец живет с дочерью, мать с сыном, сестра с братом, не исключая и более экзотических гомосексуальных связей.
Так получилось, что сразу вслед за путинским пассажем я наконец-то прочитал знаменитый роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти». Великий писатель, решив усугубить скандальный успех «Лолиты», сделал сюжетом любовь 14-летнего брата к 12-летней сестре. Да еще в развитии - на протяжении восьмидесяти лет. Ученая скрупулезность Набокова превратила роман в настоящий кладезь инцестуальных мотивов мировой литературы и искусства. Писателя ждало разочарование. Скандала не получилось. Американская публика сочла книгу слишком большой, умной и не прореагировала. Русское прочтение «Ады» еще впереди. Сейчас нам не до деликатесов.
Информационный кустик, однако, продолжал разрастаться в нужную сторону. Словно ложка к обеду выходит перевод сборника французских авторов на интересующую тему (Ф. Эритье и др. «Инцест или кровосмешение».М. «Кстати», 2000). Вот уж, действительно, кстати! Как объяснила издатель и переводчик книги Наталья Попова, второе слово появилось в заглавии потому, что, как выяснилось, ни один из опрошенных врачей (а для них, в первую очередь, книга и предназначается) не знал значения слова «инцест». Некстати его нет и в «Словаре иностранных слов». Зато в «Русско-латинском словаре» нашлось: «incestum - преступная связь, кровосмешение» и «incestus - нечистый, преступный, греховный». Одним словом, нехорошая вещь.
Но самым интересным показалась мне не скандальность и даже некоторая жутковатость темы и приводимых вполне бытовых клинических случаев, а цивилизованный способ их обсуждения в переводной книге. О том и речь.
Эдипов Фрейд.
Понятие инцеста стало популярным после возникновения психоанализа. Согласно Фрейду, каждый человек от рождения испытывает «Эдипов комплекс», то есть тяготение к родителю противоположного пола. Добрая половина скандальности психоанализа в массовом сознании была связана с этим утверждением. Когда психоанализ набрал на Западе силу, возникло даже нечто вроде массового психоза. Едва ли не каждый десятый человек, подвергаясь анализу, вдруг обнаруживал, что в детстве становился объектом насилия со стороны родителя. Чаще это были девочки. Заработала судебная машина. Социальные службы общества начали бить тревогу: за стенами буржуазных домов творится черт знает что! Пока разобрались, что в психоанализе часто не отделишь страхи и желания от реальности, кое-кто из бедолаг успел отбыть свой тюремный срок.
Еще и еще раз возникает главный вопрос: надо ли заглядывать так глубоко в человеческую природу, выволакивая на свет, выговаривая и анализируя то, что надо запрещать и репрессировать. Цивилизационный разрыв между Западом и Россией, возникший в ХХ веке, основан не на компьютерном и технологическом отставании, не на политическом и экономическом уровнях. Россия выбрала путь репрессии человеческой природы. Запад, решившись на психоанализ, стал эту природу приручать и контролировать. Для них понятно, что человек – существо злое и неприятное. Общество для того и существует, чтобы человеческое зло ограничивать, вводить в рамки взаимных норм и политкорректности.
Инцест – это предельно запретное деяние с точки зрения культуры. Сам ужас перед ним есть следствие запретов, возникших вместе с появлением человечества. Биологическая близость плода и матери, продолженная после рождения ребенка, должна быть нарушена, чтобы возникла личность. Отделение, разрыв, болезненное выявление разницы между собой и другими, собой и близкими – это путь к свободе, к культуре, к себе как человеку. Так трактуется проблема инцеста психоанализом.
Множество клинических и судебных случаев инцестуальных сожительств описываются не только в бульварной прессе для смакования обывателем, но становятся предметом специального обсуждения и публичных дискуссий. Нам кажется диким это вываливание на свет грязного белья, вспомним хотя бы дело Билла Клинтона и Моники Левински». Но для западного общества выговаривание и рационализация душевной подноготной и есть один из краеугольных камней его существования.
«Плохих людей надо убивать, а то хороших слишком мало».
Власть убеждения, характерная для христианской цивилизации Бога-Слова, заходит так далеко, что психоанализу уже подвергаются младенцы. В том же издательстве появилась книга детского психоаналитика Каролины Эльячефф «Затаенная боль» (М. «Кстати», 2000), где та рассказывает о лечении словом пятимесячных младенцев. Автор работает с социально неблагополучными детьми алкоголиков, наркоманов, ВИЧ-инфецированных, убийц и пр. Ребенку, считает она, надо прямо рассказывать о том, что его отец сидит в тюрьме и почему, что мама отказалась от него и его ждут приемные родители. Что он обладает правом свободы самому выбрать, жить ему или умереть, но все вокруг его любят и готовы помочь так-то и тем-то. Если учесть, что она говорит это детям, которые зачастую не умеют еще и говорить, но которым эти слова помогают излечиться от многочисленных болезней, то это производит впечатление. Особенно на фоне нашей жизни, где правит бал армейский, а не психоаналитический принцип воспитания: «не можешь, научим; не хочешь – заставим».
Как ни странно, Россия вполне могла считаться родиной психоанализа. После революции 17-го года, когда возник вопрос о перевоспитании «темной массы» в нового человека, здесь опробовались самые передовые методы педагогики и психологии. Возможно, в ответ на это «народная душа» дала резко невротическую реакцию. Вместо психоаналитической кушетки «новым людям» предложили конвейер допросов в подвалах Лубянки. Те, как и положено в психоанализе, выложили наружу свое подсознание, и, поскольку оно оказалось ужасным, были уничтожены. Классик коллективного советского бессознательного тех лет Андрей Платонов выразил это кредо афористически. «Плохих людей надо убивать, а то хороших слишком мало», - говорит один из его героев.
В общем-то, и сегодня мы живем в условиях прогрессирующего невроза. Кругом враги и иллюзии, депрессия и маниакал. Самооценка противоречива: комплекс величия вкупе с манией неполноценности. Действует подобно снотворному вкупе со слабительным. Мы никак не поймем, почему нам так трудно жить в окружающем мире и с самими собой, почему нас не понимают и не любят? Наверное, предполагаем, надо дать кому-то сильно по башке, чтобы опять зауважали, чтобы обратили на нас внимание. Начав статью с инцеста, заканчиваем, как водится, геополитикой.
Невроз, помноженный на географию.
Нам могут сказать, что Путин в Украине, говоря о кровосмешении народов, оговорился. Да и не обязан он знать все, о чем говорит. Конечно, оно так. Но язык такая хитрая штука, что проговаривает за нас то, что зачастую мы хотели бы скрыть. Не только мы говорим языком, но и язык говорит нами. Так попробуем послушать, что этот язык сказал.
Он сказал, что два ближайших родственника находятся в такой связи, которая считается преступной. Причем, один из партнеров (Украина) вовсе не горит желанием продолжать эту любовь, а второй (Россия) недоумевает: в чем же дело? Это так естественно! Любовь, понимаешь…
Посторонний эксперт возражает: чтобы стать взрослым и свободным самому, надо дать свободу другим, осознать себя отдельным от них, не таким, как они – те, кто непохож на тебя. «Ну как же непохож, - возражает несчастный невротик, - и фамилия у него почти такая же. На нас и суда нет, дурень, не бойся, тебе опять будет хорошо. Как раньше при царе-батюшке и при дедушке Сталине». Тяжелый невроз лечится тяжело.
Еще более тяжелый случай кровосмесительной связи представляет собой Чечня. Кровь тут смешивается уже не аллегорическая. Почему? Да все потому же. «Ты не такой, как мы. Не имеешь права!» Там, где нужен человеческий диалог, в ход пускаются пушки, сеется притихшая было ненависть. Российская власть не имеет навыка цивилизованного разговора, убеждения, нахождения общих интересов для различных субъектов. Уставом гарнизонной службы прения не предусмотрены. В лучшем, то есть более отягощенном случае перейдем от армейского фрунта к активным спецоперациям. Невроз переходит в самоубийственную фазу потери реальности.
Да, российское кровосмешение, о котором говорил Путин, продолжается века. Но у всякой болезни и преступления есть срок, после которого организм перестает существовать. Если не переходит к лечению. Психиатром, а не полковником.
Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Дневник похождений