654. Рецензия на книгу Штерн о Бродском (Время МН, 2000, 23.12)

Бродский и компания.

На вопросы отвечает Людмила Штерн, автор книги «Бродский: Ося, Иосиф, Joseph» М. Изд-во Независимая газета. 2001.

-Раньше вы были известны своими публикациями в российских журналах. Это первая ваша большая книга?

-Первая книга в России. А до этого в Нью-Йорке в издательстве «Эрмитаж» вышла книга о путешествиях «Охота к перемене мест». Дело в том, что я несколько лет веду в Америке на русском языке еженедельное радио-шоу «Полчаса с Людмилой Штерн». Выбор темы за мной. Года три подряд это были - путешествия, которые я очень люблю. Сейчас книга по сравнению с той, что вышла, разрослась уже раза в два. Мы ведем с издательством «Независимая газета» переговоры об издании ее в Москве.

-Вы давно в Америке?

-С 1975 года. Сейчас живу в Бостоне. Но я продолжу о книгах. До книги о путешествия была такая смешная автобиография «Под знаком четырех».

-Это кто – Бродский, Рейн, Найман и Бобышев?

-Нет, это Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин. Еще – «По месту жительства», тоже, более-менее, автобиографическая книга. Но это только на русском языке. На итальянском в Палермо вышла небольшая моя книжица «Двенадцать коллегий», о Ленинградском университете. Итальянцы так высоко ее оценили, что издали в специальной серии, которая вся выходит под номерами. У меня был 42-й номер. 38-й – у Плутарха, а 43-й – у Цицерона. Что обо мне, конечно, никак не свидетельствует. И через месяц выходит книга на английском языке. Название ее можно приблизительно перевести как – «Покидая Ленинград».

-Вы постоянно возвращаетесь к своей биографии, к Ленинграду. Бродский вашей книги – «окончательный и обжалованию не подлежит» или это только первый подход к бесконечной теме?

-Вы прочитайте книгу, там все написано. Мы слишком давно и долго были знакомы, слишком много вокруг было близких нам людей, чтобы сейчас можно было обо всем написать. Так случилось, что моя жизнь прошла, если можно так сказать, не рядом с Бродским, но недалеко от Бродского. Причем, по счастливому случаю, и в Ленинграде, и в Америке: мы эмигрировали через три года после него. Многие друзья и знакомые его молодости простились с ним в 1972 году, а снова встретились только в 1988-м. А те, кто окружал его в Штатах, ценили в нем великого поэта, но не знали его молодым. Именно поэтому книга называется «Бродский: Ося, Иосиф, Joseph».

-Когда вы с ним познакомились?

-Мы встретились на свадьбе у моей подруги 20 мая 1959 года. Когда я пришла, пустых стульев уже не было, были только одни свободные колени, на которые я и плюхнулась. Это оказались колени Иосифа. «Мадам, - сказал он, - зуб даю, что я где-то вас видел». Мне это показалось неоригинальным, но после я сообразила, что он в это время уже работал в геологических партиях, и мы могли просто встретиться коридорах геологических контор: я по первой профессии геолог. Более того, прочитав одно из его поздних эссе, я вспомнила такой случай. В июне 1945 года в Ленинград входили войска Ленинградского фронта. Все горожане вышли встречать эти колонны пехоты, всадников. Я была там с родителями на углу Воинова и Литейного моста, а рядом стоял морской офицер, дама в очках и с ними маленький рыжий мальчик, который плакал, что он тоже хочет прокатиться на лошади с кавалеристами, как другие мальчики. «Ося, но эти же мальчики старше тебя, тебе только пять лет», - говорил его папа, а рыжий мальчик плакал. И вот, прочитав его эссе, я вспомнила этого рыжего рыдающего ребенка. Возвращаясь же к «официальному знакомству» 1959 года, могу сказать, что он тут же проделал обязательный трюк: зажигание спички о задницу. Чем и покорил. А последний раз мы с ним разговаривали 19 января 96-го года. Эта книга – только кончик айсберга. Время еще не пришло для большой книги.

-Вы делали какие-то прижизненные записи о встречах, разговорах с ним?

-К сожалению, настолько редко, что практически – нет. Например, я сделала запись о его выступлении на поэтическом вечере. Допустим, это было в феврале. Следующая запись была сделана в октябре следующего года. Прочитав когда-то «Курсив мой» Берберовой, я спросила ее: «Нина Николаевна. Вы пишете, что 7 сентября пришли к Мережковским и встретили там того-то. Неужели у вас такая феноменальная память». Она говорит: «Милая моя, я всю свою жизнь не ложилась спать до того, как записала весь прожитый день». Я этим не могу похвастаться.

-Наверное, труднее всего писать о человеке, когда знаешь его так давно и так близко. Вы считаете, что смогли сказать о нем то, что никто еще не сказал?

-Это не мне судить. Не написать об Иосифе я не могла. Написать о нем все – пока не могу. Мне посчастливилось встретить в жизни многих замечательных людей. Он выделялся даже из них, будучи одним из самых магнетически блистательных. Мой муж считает, что если бы он не был великим поэтом, то был бы великим врачом. Он мог часами выслушать жалобы на здоровье и давать медицинские советы. Правда, мы тут с мужем расходимся. Я думаю, что если бы Иосиф не был поэтом, то он был бы раввином.

У меня есть идиотская привычка. Когда я попадаю в какую-нибудь интересную мне, близкую, остроумную компанию у меня на лице тут же бессознательно возникает блаженная улыбка, которую ничем уже не отодрать: я счастлив, я блаженствую.

Такая же блаженная дурацкая улыбка была у меня все то недолгое время, что я взахлеб читал эту книгу. Более того, представляя, как ее будет читать мой старший сын, близкие мне люди, я становился еще счастливей, еще блаженней.

Пересказать эту книгу трудно, как нельзя пересказать приятельский разговор на кухне, рассказ о знакомых тебе, приятных людях. Ну а кто более знаком, чем любимый поэт, чьи стихи с юности были рядом и даже изменялись по ходу твоего собственного изменения.

«Бродский и компания», - так, кажется, должна была сначала называться эта книга. Иосиф Бродский увиден в ней изнутри – из круга общения, из ежедневных слов и привычек, из удивлений и внутреннего изменения биографией и временем.

Лучше предоставлю слово свидетелям презентации книги, главный из которых поэт Евгений Рейн, официальный учитель поэта Бродского, знакомый с автором книги вот уже 47 лет.

Евгений Борисович прочитал книгу еще в рукописи и считает, что из всех нынешних мемуаров о Бродском она – самая ценная. Даже «Разговоры с Бродским» Соломона Волкова – странно приблизительно и зачастую описывают вещи, которых не было. Не говоря уже о книгах некоего московского памфлетиста, которого собравшиеся не могли не расшифровать как бывшего друга юности – Анатолия Наймана.

«Людмила Штерн – талантливый писатель, но дело в другом, - сказал Евгений Рейн. – Дело в благожелательности мемуариста, в отсутствии надменности, в юмористической установке». Тут же Е. Б. Рейн вспомнил историю, описанную Ходасевичем, как тот в Сорренто прочитал Горькому свои воспоминания о Брюсове. Горький прочитал, одобрил: «ЗернистО написанО. КОгда я уйду, напишите ОбО мне».

«Люда, когда я уйду, - сказал растроганный Евгений Рейн, - напиши обо мне». – «Конечно, Женя, о чем речь», - ответствовала автор.

Игорь Шевелев.