Игорь Шевелев

 К Поваренной книге Алисы - Гертруда Стайн работы Пикассо

Как накормить Гертруду Стайн

 

Алиса Б. Токлас «Поваренная книга жизни». М.: Флюид, 2007, 336 стр.

Любой издатель сегодня знает, что знаменитый писатель это тот, кто написал хотя бы одну поваренную книгу. Явная любовь читателей к кулинарным рецептам может сравниться только с их тайным желанием похудеть. Наверное, в данном случае имеем место особый способ приема пищи – ad oculos, наглядно, воочию.

Самое поразительное, когда вдруг узнаешь, что поваренные книги писал не только А. И. Микоян, Елена Молоховец и Александр Дюма-отец, но и чуть ли не все остальные классики. Того и гляди, дождемся открытия сочинений Льва Николаевича «Рецепты Анны Аркадьевны», Федора Михайловича «Кухня Идиота» и Льва Давыдовича «Острые блюда от Иосифа Кремлевского». Эти ожидания сродни восхищению от «Поваренной книги жизни» Алисы Б. Токлас (1877-1967), секретаря, компаньонки, возлюбленной подруги знаменитой писательницы Гертруды Стайн. Американка, только недавно открытая нами из мемуарной «Автобиографии Алисы Б. Токлас», написанной этой самой Гертрудой Стайн, вдруг сама оборачивается автором причудливых воспоминаний о Пикассо, Матиссе, Аполлинере, Фицджеральце, Хемингуэе и других, разбросанных между рецептами кулинарной книги.

Показательно, что она сочинила ее в возрасте 75 лет, заболев желтухой и сидя на жестокой диете. Наверное, поэтому шутки ее особенно легки, рецепты причудливы, а ингредиенты перемешаны с мемуарами о гостях их знаменитой парижской квартиры на рю де Флёрюс, 27, где так хороши были крошечные печенья под крепкие домашние ликеры. Книга писалась через шесть лет после смерти Гертруды Стайн, которая не разрешала писать своей компаньонке даже длинных писем, чтобы та не позорилась. Но когда издатель стребовал с Алисы настоящую большую книгу, то все получилось. Правда, некоторые рецепты пришлось попросить у друзей. Приятель-художник из Марокко прислал рецепт помадки с гашишем, которая «подарит вам радужное раздвоение личности», заодно уверяя, что коноплю можно выращивать прямо на домашнем подоконнике. Из-за этого рецепта книга чуть не была арестована, попутно получив изрядную рекламу и известность. Писатель Торнтон Уайлдер был поражен хитростью Алисы, не поверив, что это от ее наивности. Мне лично приглянулся омлет по рецепту художника Пикабиа. «Омлет в пальто», «Убийство на кухне», «Курица в полутрауре», «Молодой голубь в пижаме», «Заварной крем из печени», - старушка была затейлива, тем более что при росте менее полутора метров и весе в 45 кило сама почти ничего не ела. Зато комплекцию Гертруды Стайн, которую она кормила всю жизнь, мы хорошо помним по портрету работы Пикассо.

 

Игорь Шевелев

 

В центре ГУМа у фонтана

Как жили люди

 

Анатолий Рубинов "История трех московских магазинов". М.: НЛО, 2007, 336 стр.

Книга вышла в серии "История повседневности". Кому как не известнейшему автору былой "Литературки" провести "журналистское расследование", посвященное трем центральным московским магазинам недавних времен - ГУМу, Елисеевскому и закрытой "Кремлевке".

Автор копает глубоко: русская купеческая жизнь XIX века дана на примере братьев Елисеевых, откупившихся из крепостных, заваливших столицу дешевым колониальным товаром, поскольку имели свои парусники, затем их дети скупили "винные погреба" на Мадейре, потом семейные дрязги разрушили семью, а тут, кстати, и революция. И на их месте возник рай советского дефицита с черным ходом. Спецзаказы на улице Грановского, во дворе Дома на набережной, спецотдел в Комсомольском переулке, служебный вход в Елисеевский с Козицкого переулка, "двухсотый отдел" ГУМа... - алчность будущего «первоначального накопления капитализма» воспитывались исподволь. И расстрел при Андропове директора Елисеевского магазина Юрия Соколова тоже входил в правила игры.

А дальше - знаменитый ГУМ между Никольской, Красной площадью и Ильинкой, где как раз располагается редакция "Московских новостей"... Тут уж речь обо всем, - о купцах и московских обычаях, о коронации последнего царя, закончившейся Ходынкой, о названиях и именах московских и о своей комсомольско-журналистской молодости. Что, кстати, придает книге особую прелесть словоохотливого собеседника.

А там язык доводит и до кремлевской "столовой лечебного питания", возникшей после баснословного голодного обморока наркома Цурюпы. Постепенно "лечиться" начали десятки тысяч, ощущавших себя особо причастными. Автор, кажется, поставил целью выявить все места в столице, где откармливали номенклатуру - ресторан "Люкс" на Петровских линиях, "Савой" на Пушечной, Первый дом правительства на Грановского, филиал в Доме на набережной во дворе кинотеатра "Ударник", в Большом Комсомольском переулке, потом 40-й "Гастроном". Хоть води экскурсии по местам боевой и трудовой коммунистической еды! А там и до спецбуфетов недалеко, до базы №208, что из Варсонофьевского переместилась на Рябиновую в Кунцеве. Это только очень маленькие люди выходят из гоголевской и прочих "шинелей". А новые русские вышли из спецбуфетов и спецраспределителей. Чтобы не сразу из грязи в князи.

 

Игорь Шевелев

 Обложка Брюкнера

Путем Монтеня

Этюды о счастье, как оно есть и как его нет

 

Паскаль Брюкнер "Вечная эйфория: Эссе о принудительном счастье". Пер. с фр. СПб.: Изд. Ивана Лимбаха, 2007, 240стр.

Радуясь тонкой французской литературе, не стоит забывать, что в ней, кроме обычных жанров, есть еще одна популярная и любимая читателем номинация - эссеистика. Многовековая традиция, берущая свое начало от Монтеня, в ХХ веке известна такими именами как Камю, Ален, Бланшо, Валери, Чоран и другие. Она пронизывает всю французскую культуру, начинаясь школьным образованием и заканчиваясь вершинами философии, которую, кстати, в нынешнем виде не всегда и отличишь от тонкой и умной эссеистики.

Знаменитый прозаик и романист Паскаль Брюкнер, автор "Божественного дитя" и "Похитителей красоты", считается одним из самых ярких мыслителей современной Франции. "Вечная эйфория", кроме того, что блестяще написана, посвящена парадоксальному "разоблачению" установки европейской культуры на обретение счастья, успеха, прогресса. «Повинность счастья» ставит перед людьми слишком высокую планку, которую те должны достичь, а потому испытывают стрессы и чрезмерную нагрузку.

Само понятия счастья, о котором рассуждали с древних времен, - св. Августин приводил около трехсот толкований этого понятия, - слишком неопределенное. Деньги, здоровье, власть, карьера? Культ общественного счастья еще и висит над людьми топором революционеров и социальных реформаторов, скрывая двойственность зависти к баловням судьбы и тяги к ним.

Идея счастья это перевертыш христианской культуры, когда земной минус и небесный плюс «набожного садизма» был заменен на земной плюс. Но результат столь же метафизичен: чем больше стремишься к счастью, тем оно дальше. Если при этом ради всеобщего счастья устраивать революции, - а чувство справедливости их требует, - то получается та самая "христианская идея, доведенная до безумия", о которой говорил еще Честертон.

Да, нынешняя культура зациклена на благополучии. Для нее доброта и сострадание повышает уровень иммуноглобулина, вера в Бога полезна для здоровья, душевное спокойствие гарантирует хороший заработок, - автор с подозрением рассматривает подобные максимы общества потребления, ведущие к торжеству пошлой посредственности.

Кроме прочего, книгу Брюкнера можно использовать как хрестоматию по высказываниям лучших умов человечества о счастье. Еще Авраам Линкольн уверял, что люди способны быть настолько счастливыми или несчастными, насколько сами захотят. Понятие счастья, «как оно есть», подозрительно совпадает с тем, как его нет. 

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Дневник похождений